- Ты счастлив? - Да… Да, мама… - И мы с тобой одна семья? - Конечно. - И я так думаю! Зачем нам в доме вторая хозяйка? Я буду ревновать, мы с ней не поладим, пойдут скандалы… А может вообще попасться такая же сученка, какая у тебя уже была. А то — и похлеще… - Это точно, мам… - Так что, нам никого не надо? - Никого! - Ведь нам и вдвоем хорошо? - Хорошо, мама. Мы и вдвоем прекрасно проживем… - Но, с другой стороны, ты же мужчина, в полном расцвете сил. Тебе требуется секс. Миша, потупившись, молчал. - Тебе нужна женщина… В твоем возрасте яички следует периодически опорожнять. А то начнется какой-нибудь простатит… - У меня уже, кажется, он как раз и начинается. - Вот видишь!.. - И что ты предлагаешь? Вопрос был, что называется, не в бровь, а в глаз. Альбина Валентиновна замешкалась. Она поняла, что, если она сейчас не предложит сыну себя, то она не сделает этого уже никогда. Мать густо покраснела и срывающимся голосом почти прошептала: - Мы с тобой и так уже почти как муж и жена… Только без секса… Может, нам стать мужем и женой совсем, окончательно? - Это как, мама? - Очень просто… Давай… Согрешим… Как ты относишься к инцесту? Альбина уселась поудобнее и положила ногу на ногу. Халатик пополз вверх и оголил шикарное белое бедро. - Мамочка! - то ли с ужасом. То ли с восторгом простонал Миша. - Мамочка!
МАМОЧКА-САМОЧКА - Мамочка! - Что «мамочка»? - у Альбины Валентиновны даже хватило присутствия духа пошутить. - Я не только мамочка, но и самочка… - Ты самая лучшая самочка на свете! - Так ты согласен? Готов к кровосмешению? - Да… Да, мама! - Я так и думала… Только у меня к тебе большая просьба — когда мы будем заниматься этим делом, не называй меня мамой… - А как, мама? - Ну вот… Опять «мама»!.. Зови меня просто Аля, Альбина, Алька… Ведь я теперь твоя женщина… Бери меня! Сын не знал, что делать… Первый раз в жизни он не знал, что делать с женщиной, которая сама (первая!) предложила ему вступить в половые отношения. Наверное, в его душе боролись ангелы и демоны. Первые, осуждающе покачивая гламурными головками и помахивая крылышками, укоряли: «Как ты можешь даже помыслить об этом? Она же твоя мать! Она родила тебя и вскормила из своих чудесных титичек теплым вкусным молоком…». Вторые, теребя свои пипирки, похотливо подначивали: «Не мешкай! Эта сучка сама идет к тебе в руки! Насади ее на свой член, и ты получишь массу удовольствия. Посмотри какие у нее титьки, какие ноги, какая жопа! Она еще ого-го! Лови момент. Пока девочка не увяла окончательно. То, что она твоя мать — сущая ерунда. Это лишь придаст вашим отношениям дополнительную пикантность. И потом — ты же сам давно ее хочешь, засматриваешься на нее, как кот на сметану. Заглядываешь под подол и все такое… Будь смелее!». И кто же, вы думаете, в результате победил? Конечно же, эти чертовы бесенята. Грех кровосмешения восторжествовал во всей своей полноте и радостной силе. Поверженные ангелочки, сверкая попками и трепеща крылышками, поспешно ретировались, и Михаил решился… Ничего не отвечая матери, Миша протянул к ней обе руки и так же молча расстегнул нижнюю пуговку на подоле ее халата. Он склонился и стал нежно и страстно целовать ее колени, задирая халатик все выше и выше, оголяя крепкие полные белые ляжки.
Альбина Валентиновна застонала от наслаждения и, как невеста к жениху, прильнула к сыну.
АЛЬКА - Мишенька… Я твоя… Я твоя женщина… - шептала она, все теснее прижимаясь к своему тридцативосьмилетнему мальчику большими, как арбузы, упругими грудями, строя глазки и ластясь, как кошка. - Поцелуй меня… Нет, не так… В губы… В рот… Миша жадно поймал сладкие от душистой помады мягкие губы Альки, и «мокрый» затяжной поцелуй соединил мать и сына в одно целое. Их языки играли друг с другом в причудливую игру, а слюна стала общей. При этом руки сына по-хозяйски ощупывали материнскую пышную задницу, ее большие крепкие груди и живот, похожий на глобус. Они сосались долго и с удовольствием… Не выпуская мамочку из своих крепких объятий, особо никуда не торопясь, Михаил расстегнул Алин халатик, но не снял его и даже не стал расстегивать лифчик. Он оторвался от маминого сладкого рта и, собрав всю свою нерастраченную нежность, томно поцеловал ее в глубокую ложбину между грудями. Потом его губы снова вернулись к губам Альбины Валентиновны и тут он «дал волю рукам» - запустил ладонь в бюстгальтер, с трудом протиснув ее между упругой титькой и чашечкой бюстгальтера. Одной рукой он теребил крупный, почти что с фалангу пальца, материнский сосок, окруженный большой (с блюдечко!) коричневой ареолой. Другой - залез под подол халатика, смело лаская внутреннюю поверхность дебелых бабьих ляжек. Михаил видел копну рыжих волос, которые становились тем реже, чем ниже они росли, и, наконец, терялись между белоснежных, словно мраморных, ляжек. С каждой секундой его глаза все больше наполнялись сладострастием. - А что между ними? - шептал он охрипшим от волнения голосом, показывая на ляжки. - Тебе ли не знать, что там! Мое гнездышко! — задыхаясь, ответила мать. - Хочешь его увидеть? - Да!!! Альбина Валентиновна медленно раздвинула перед родным сыном бедра и обнажила чудо, которое пряталось там. Под воздействием Мишиных дико сверкающих от страсти взглядов у нее пошли по коже мурашки. Аля подтянула ноги к телу и раздвинула их еще шире. - Как же ты прекрасна! - шептал сынок. При этом его рука, будто притянутая магнитом, легла на интимное место матери, нежно надавила на ставшую уже влажной половую щель и ласково теребила ее срамные губки. - Ты… Ты сведешь меня с ума… - тихо застонала Альбина. Она медленно начала двигать низом живота, чтобы войти в ритм движения Мишиного пальца. - Мишенька, я уже вся горячая… Я тебя хочу, - вновь простонала она. - Больше не в силах терпеть! Волосы на лобке Альбины, ее породистая рыжая киска, припухшие губки женского органа, широко раскрывшаяся половая щель, центр наслаждения — крупный клитор - все это просто зачаровывало Михаила. Шаловливые пальчики сына как-то незаметно, не встречая особенного сопротивления, проникли под шелковые ажурные трусики Альбины и уже во всю ласкали место, откуда он некогда появился на свет. Миша погладил материнский лобок, густо поросший курчавыми шелковистыми волосиками, и взялся за большие срамные губы, раздвигая половую щель. Едва он ввел указательный палец в устье влагалища, как сразу же нашел сладкую «ягодку» - крупный возбужденный клитор. Все тело Альбины Валентиновны сразу же покрылось мурашками. Она застонала, как сучка, готовая к случке. Мускулы ее женственных рук и еще более женственных ног непроизвольно сокращались. Пальцы сыночка ныряли в половую щель, все глубже проникая во влагалище. Сначала один, потом два… и вот уже три пальца терзают крупную моложавую манду. Мама торопила Мишу судорожными движениями попки и нетерпеливым шепотом. - Да, да, да… Еще! Еще! Еще… - Тебе нравится? Мама… - Не «мама», а Алька… Зови меня Алька! - Тебе нравится, Алька? - Да… Мне нравится… Еще… Еще! Губы Миши скользили по материнскому телу, целуя шею, плечи, открытые полушария бесстыдно вырывающихся из бюстгальтера грудей. Рука его быстро-быстро теребила клитор… Глаза горели, а джинсы оттопыривались в самом интересном месте так, что можно было опасаться за надежность молнии. У сына стоял на мать… И как стоял! Как кол! Альбина Валентиновна расслабилась в руках своего мальчика и стала похотливо, нетерпеливо поглядывать на Мишину ширинку. Алькино белое упругое тело сделалось мягким, как пластилин. Она повалилась вместе с сыном на диван и, постанывая от наслаждения, гладила его лицо, теребила волосы и целовала в плечи и соски…
